Тщательная проработка теории страха1 или, по крайней мере, ее окончательная формулировка появилась в произведениях Фрейда достаточно поздно, поскольку его книга «Подавление, симптомы и страх» вышла в 1920 году.

Он не то что бы не касался этой проблемы раньше, но всегда оставался в рамках относительно простой концепции, которую он сам впоследствии отверг. Эта первая концепция, называемая иногда первой теорией страха, тем не менее небезынтересна для понимания психоаналитической теории и заслуживает быть здесь представленной.

■ Она может быть изложена достаточно просто. В работе 1905 года «Три очерка по теории сексуальности» Фрейд дает ей следующую формулировку: у взрослого, как и у ребенка, либидо превращается в страх начиная с того момента, когда влечение не может достичь удовлетворения. В замечании, добавленном в 1920 году, он образно уточняет: «Невротический страх есть продукт либидо, как уксус есть продукт вина». Рассматривая случай ребенка, он замечает, что страх при своем возникновении есть не что иное, как чувство отсутствия любимого человека. Но он не разрабатывал более этот подход и с другой стороны постулировал, что именно дети с ранним или чрезмерным сексуальным влечением предрасположены к страху.

Двенадцать лет спустя во «Введении в Психоанализ», в главе, посвященной этой проблеме, он старается ясно различать реальный страх и страх невротический. Реальный страх запускается восприятием внешней опасности и связан с рефлексом самосохранения. Таким образом, он проявляется как нечто вполне нормальное и понятное. В любом случае, говорит он, реакция защиты может проявиться без сопровождения ощущения страха, которое, будучи слишком интенсивным, может создавать помехи, парализуя субъект. Бегство разумно, добавляет он, страх же не отвечает никакой цели.

Он возвращается к онтогенетической концепции, изложенной в 1905 году, уточняя ее. Ребенок реагирует на утрату матери, что, говорит он, воспроизводит страх, сопровождающий акт рождения, являющийся сепарацией с матерью. Он уточняет, что эта сепарация с матерью оставляет либидо невостребованным, не имеющим объекта, на который оно может обратиться. В этом страх ребенка предвосхищает невротический страх взрослого. На самом деле реальный страх у ребенка практически никогда не возникает. Ребенок достаточно безразличен к реально опас-

1 В оригинале: «angoissc» - термин, имеющий семантический оттенок не просто страха (pcur - страх, боязнь, опасение (фр.)), но тоски, ужаса, тревоги, стеснения в груди (прим. пер.)

ным (ситуациям, что просто связано с его неспособностью оценить эту опаснюсть.

Учточняя еще более положение вещей, он отмечает, что эта первая утрата /любимого объекта может быть замещена ситуацией, имеющей такое жсе значение. Так, ребенок, не видящий в темноте свою мать, думает, что шотерял ее, и реагирует страхом каждый раз, когда оказывается в темнсоте.

Тезм не менее существует большое различие между ребенком и не-вротшком: у последнего речь идет не о либидо, кратковременно не востребованном, а о либидо, отделенном от вытесненной репрезентации. Говорэя о вытеснении1, Фрейд вплоть до этого момента представлял только определенный вид репрезентации. Теперь он говорит, что аффективный ззаряд, квант энергии, связанной с этим представлением, трансформируется в страх независимо от его качества в условиях нормального проявзления. Он говорит даже о разрядке в форме страха. Естественно, он отмеччает, что невротические процессы не сводятся к этому воспроизводству сзтраха, и для фобии, например, он далее вводит проекцию: т.е. страх связаш с внешней опасностью. С другой стороны, формирование симп-томовз направлено на затруднение контактов с внешним фобогенным объексгом (процесс, который интересно отметить, поскольку мы обнаружим еего во второй теории страха).

Зашетим, что в это время Фрейд вернулся к теории Отто Ранка, хотя и не у/поминая его имени, и уточнял, что невротический страх формируется ввокруг ядра, образующего повторение некоторого значимого и важного ссобытия, принадлежащего прошлому субъекта, и что, с другой стороны, это инициальное событие может быть лишь рождением.

С «описательной точки зрения он различает то, что называется страхами ожидания (тревога ожидания), не запускающимися специфической ситуащией, и фобиями, где существует объект, идентифицируемый как причиша, запускающая этот страх.

Каак с нозогорафической точки зрения, так и с этиопатологической он апеллшрует, с одной стороны, к своей теории актуального невроза, источником которого он делает недостаточность сексуальной разрядки. Он уточншет, что сексуальная абстиненция способствует воспроизводству страхи лишь в случаях, когда либидо не находит удовлетворяющего от-влечешия или в значительной части не сублимировано.

С.другой стороны, он замечает, что категория невротиков или обсес-сивньых больных пополняется за счет страдающих от патологических страхсов. Когда эти больные органичены в выполнении их ритуалов и це- реможий, можно констатировать, что они испытывают интенсивный С"м. механизм вытеснения в гл. 3.

страх, который, таким образом, лишь диссимулирован симптомом. В об-сессивном неврозе страх замещен симптомом, что позволяет полагать, что симптомы формируются лишь для того, чтобы помешать развитию страха, который без них стал бы неизбежным.

Заключая сказанное и переходя к будущей теме вытеснения, можно привести одну фразу Фрейда: «Страх представляет собой разменную монету, в которую обращаются или могут обращаться любые аффективные возбуждения, когда их содержание удалено из репрезентации или подвергнуто вытеснению». Это то, что иногда резюмируется в формуле: страх порождается вытесненным.

■ Но совершенно очевидно, что в работе «Подавление, симптомы и страхи» Фрейд дает более проработанную и более удовлетворяющую его формулировку теории страха (часто называемую второй теорией страха). Страх появляется в ней как настоящая функция Я. Это нечто вроде сигнала неудовольствия, позволяющего мобилизовать все виды энергии, необходимые для борьбы с потребностью влечения, исходящего из Оно, которое, впрочем, остается изолированным перед лицом этой мобилизации Я. На самом деле организовано единственно Я, Оно не организовано и не может направить все свои необходимые силы на поддержку вытесненной потребности. Таким образом, с самого начала утверждается, что Я (инстанция) есть реальное местопребывание страха, и предшествующая концепция, допускавшая, что энергия вытесненной потребности автоматически превращается в страх, отвергается.

К тому же экономическая, энергетическая проблема более не занимает первого места: страх не вызывается каждый раз в качестве нового проявления, он воспроизводит в форме эмоционального состояния уже существующий мнестический след. В большей степени, чем раньше, Фрейд стремится найти опору для своей концептуализации в ясных клинических соображениях.

Отмечая, что страх совершенно не проявляется при конверсионной истерии и что в обсессивном неврозе он в значительной степени перекрывается, маскируясь, симптомами, Фрейд основывается при этом на исследованиях фобии". В качестве примера он использует детскую фобию животных, фобию маленького Ганса2. Объект этой фобии точно известен - это страх быть укушенным лошадью. Итак, анализ выявляет амбивалентность и агрессивность, направленную на отца. Фрейд постулирует, что компуль-сивное желание, подвергнутое вытеснению, есть агрессивность, направленная против отца, и что единственное невротическое проявление есть

" Или истерии страха, отличной от невроза страха (см. гл. 8).

Для более детального клинического изложения мы отсылаем к «Пяти случаям психоанализа».

замена образа отца лошадью. Попутно он замечает, что именно это замещение и образует симптом. Страх быть укушенным может («без натяжки», говорит он) быть объяснен как страх, что лошадь откусит ему гениталии, кастрирует его. Страх, таким образом, есть страх кастрации и в случае фобии (и в более широком смысле - неврозов) в рамках Эдипова комплекса должен быть замещен. Он отмечает, что другая эдиповская составляющая - нежное отношение к отцу - также запускает страх кастрации, помещая в соответствии с женской позицией отца на место матери (что еще более очевидно в случае «Человека с волками»1).

Эта концепция привела к значительным изменениям. Страх более не является автоматически продуктом, связанным с вытеснением, скорее именно этот страх кастрации и осуществляет вытеснение. Невротический страх, таким образом, приближается к страху перед реальной опасностью либо оцениваемой как таковая субъектом.

Представляется, что эта концепция может быть распространена на все виды фобий, особенно агорафобического типа, когда страх кастрации может прямо формировать «страх искушения». Эта связь кажется очевидной при сифилофобии.

Сравнивая обсессивный невроз с фобией, можно констатировать, что единственное различие состоит в том, что в обсессивном неврозе ситуация опасности образуется из-за враждебности Сверх-Я, т.е. опасность не проецируется вовне, а напротив, интериоризована. Это приводит к пониманию наказания Сверх-Я как производной формы кастрации.

Еще более расширяя проблему, Фрейд обращается к травматическим неврозам. Но в этом случае только одного факта быть подвергнутым реальной опасности недостаточно для формирования невроза. На самом деле страх реактивирует мнестические следы. Однако никогда нечто похожее на смерть не может оставить точно определяемых следов. Поэтому страх смерти должен пониматься как аналог страха кастрации.

Что же касается страха маленького ребенка, реакции на отсутствие матери, на "потерю объекта, то он может быть сопоставим со страхом рождения - сепарацией с матерью, а также со страхом кастрации, в равной степени запускаемым угрозой утраты высокозагруженного объекта. Более точно, между рождением и более поздним отсутствием матери существует близость с экономической точки зрения. В обоих случаях напряжение нарастает или из-за внезапного привнесения внешней стимуляции во время рождения, или из-за голода в случае сепарации с матерью. Позднее эта сепарация запускает страх, даже если нет чувства голода, что приводит к переходу непроизвольного автоматического страха, связанного с угрожающей ситуацией, к страху предумышленному, вос- См. сноску 1 на с. 88.

производимому как сигнал опасности. Это понятие сигнального страха

(в сущности, страха-сигнала) есть важный вклад в данную теоретическую проработку. Страх, таким образом, становится элементом функции защиты Я. Итак, в любом случае именно утрата объекта или угроза этой утраты является детерминирующим условием страха. Фрейд отмечает, что в этой перспективе под страхом кастрации может также пониматься то, что обладание пенисом гарантирует возможность нового соединения с матерью (реально ее субститутом - женщиной). Таким образом, его утрата равносильна повторной утрате матери.

Еще труднее понять, каким образом страх кастрации переходит в моральный страх, т.е. страх Сверх-Я. Можно полагать, что угрозой может быть утрата любви Сверх-Я, которое, как известно, является наследником Эдипова комплекса, т.е. родительских инстанций. Фрейд добавляет: «Крайняя форма, которую принимает этот страх перед Сверх-Я, есть, как мне кажется, страх смерти, т.е. страх перед Сверх-Я, проецированный на всесилие рока»1.

Заметим, что по своей привычке он совершенно не останавливается на случае девочки и женщины вообще, которые, по его мнению, «тем не менее, в большей степени предрасположены к неврозу». Для нее, говорит он, речь идет не об угрозе утраты объекта, а напротив, с самого начала об угрозе утраты любви со стороны этого объекта, что, между прочим, сближает страх девочки со страхом Сверх-Я, хотя во «Введении в нарциссизм» он настаивал, что Сверх-Я у девочки является более поздним, чем у мальчика, образованием. В приложениях к своей работе, являющихся, по сути дела, окончательной редакцией и обобщением, Фрейд, однако, уточняет, что есть основания различать реальный страх (угроза со стороны внешнего объекта) и невротический страх (рожденный потребностью влечения). Страх в любом случае связан с нашей растерянностью перед лицом опасности. Он называет травматической ситуацию реально пережитой растерянности и опасной - ситуацию, напоминающую травматическую ситуацию, т.е. позволяющую индивиду предвидеть опасность и приготовиться к ней. На этом уровне можно различать две модальности страха. В первом случае речь идет о непроизвольном страхе, объясняемом экономически, когда возникает ситуация опасности, аналогичная ситуации растерянности. Это - автоматический страх. Что же касается сигнального страха, то он возникает, когда ситуация подобного рода только угрожает. Как представляется,

Я подвергается страху как с целью «вакцинации», так и с целью мобилизации его защит.

1 О значительном вкладе М. Кляйн и ее школы в исследование психотических типов страха (параноидный страх, страх расчленения Себя и идеального интросцированного объекта) см. в гл. 9 и 10.

Еще раз отметим, что вторая разработка воспроизводит некоторые фундаментальные аспекты первой. Но вторая теория страха вносит, как мы видели, важное понятие: экономическая точка зрения в целом не может дать полного обзора психической деятельности. Некоторые функции должны быть рассмотрены с информационной точки зрения. Не воскрешает ли это, впрочем, «малые количества энергии», по поводу которых Фрейд постулировал, что они связывают процессы мышления, процессы, в которых, что важно, есть превращение переданной информации, а не переданной энергии (минимальной).

В рамках третьей (структурной) теории психического аппарата главная роль в возникновении психических нарушений и расстройств отводится нарушениям функций Я. Сложная задача сохранения равновесия между противоречивыми требованиями Оно, СверхЯ и внешнего мира приводит к выработке специфических механизмов, среди которых центральное место занимает страх, а также различные способы зашиты от него. Именно в Я развивается способность реагировать страхом не только на ситуацию реальной опасности, но и на угрожающие обстоятельства, при которых травмы можно избежать.

Специфической формой страха является ощущение беспомощности, связанное с неконтролируемым ростом силы бессознательных желаний. В отличие от страха перед реальностью (термин, обозначающий переживание реальной опасности, внешней угрозы), данный страх часто переживается как чувство тревоги, не имеющей конкретного объекта, а связанной с Я целиком:

""Если человек не научился в достаточной мере управляться с инстинктивными побуждениями, или инстинктивный импульс не ограничен ситуативными обстоятельствами, или же вследствие невротического нарушения развития вообще не может быть отреагирован, то тогда накопившаяся энергия этого стремления может одолеть человека. Это ощущение превосходства импульса, перед которым человек чувствует

себя беспомощным, создает почву для появления страха. Инстинктивные побуждения могут угрожать поразному. Например, страх может быть связан с тем, что влечение стремится к безграничному удовлетворению и тем самым создает проблемы. Но и сам факт, что человек может утратить контроль над собой, вызывает очень неприятное ощущение, беспомощность, а в более тяжелых случаях - страх" .

Такой вид невротического страха довольно часто встречается в сновидениях, он может сопровождать анализ вытесненного и вызывать сильное сопротивление осознанию влечений. В своей работе "Зловещее" (1919) Фрейд относит к числу наиболее пугающих, жутких переживаний возвращение вытесненного, указывая, что символическим аналогом того, что должно было оставаться скрытым, но внезапно проявилось, являются кошмары, связанные с ожившими мертвецами, привидениями, духами и т.п. Основоположник психоанализа полагал, что "жуткое переживание имеет место, когда вытесненный инфантильный комплекс вновь оживляется неким впечатлением, или если снова подтверждаются преодоленные ранее примитивные представления" .

Совсем иначе выглядят и переживаются страхи, иррациональные, так сказать, по форме, а не по существу. Это страх перед вполне конкретными объектами или ситуациями, которые могут представлять реальную опасность (злые собаки, змеи, высокие скалы и пропасти), но в большинстве случаев сравнительно безобидны (жабы, пауки, старухицыганки и т.п.).

Одна из моих клиенток както пожаловалась на сильный страх перед змеями. Судя по рассказу, это была настоящая фобия - при виде похожих объектов или даже просто в разговоре о том, что они попадаются в самых неожиданных местах (на даче, за городом) девушка начинала кричать, а случайная встреча с безобидным ужом закончилась ужасающей истерикой. В беседе о причинах возникновения этого страха прояснилось большое ассоциативное поле, связанное с ним. Для клиентки змея символизировала только негативные моменты, а общая культурная семантика, связанная с вечной молодостью,

мудростью, целительными свойствами и другими позитивными характеристиками, отсутствовала напрочь.

Далее выяснилось, что понастоящему вытесненными были амбивалентные, двойственные аспекты змеиной природы, ассоциированные с могущественными, проницательными и потому опасными женскими фигурами. Сама же змея воспринималась как латентный, скрытый (в траве) фаллос, символизирующий основание бессознательного желания. Страх змей в качестве симптома заместил признание своей подвластности желанию Другого 21 . Вполне очевидно, что фобическая реакция предохраняла клиентку от соприкосновения с вытесненными аспектами собственной сексуальности, связанными с ипостасью фаллической женщины. Страх перед этой демонической фигурой был преобразован в фобию змей.

Ведущая роль, которая отводится страху в понимании того, как именно Я поддерживает равновесие в системе психики, обусловлена аффективной динамикой психоаналитической процедуры. Дело в том, что данная терапевтом интерпретация, сколь бы своевременной, верной и точной она ни была, далеко не всегда принимается клиентом. По мере развития методики и техник психоаналитической работы основным моментом последней становится не столько содержание интерпретаций, сколько их приемлемость, готовность пациента разделить и поддержать точку зрения терапевта. По своему смыслу принятие отлично от осознания (прежде всего тем, что это произвольный, а не спонтанный акт), а распознать его можно по эмоциональному потрясению, сопровождающему преобразование аффективного опыта в процессе терапии.

Специфической формой такого переживания является страх объективации результатов терапии, который встречается весьма часто. "Пишущие" психотерапевты и преподаватели сплошь и рядом сталкиваются с опасениями клиентов, что работа с ними будет представлена в качестве примера, клинической иллюстрации теории. Причем апелляция к повсеместно принятым формам соблюдения конфиденциальности ничего не меняет - "а вдруг ктонибудь догадается и меня всетаки узнают".

У одного из клиентов этот страх выразился в попытке запретить мне не то что публиковать, но даже описывать ход его терапии. В то же время он всякий раз напряженно разглядывал мой рабочий дневник, лежавший на столе во время сеансов, и както признался, что отдал бы многое за возможность его почитать. Когда в ответ я показала ему страницы, относящиеся к его собственному случаю, господин X. не смог даже понять, что там написано. Он согласился с интерпретацией, что природа его страха - не невротическое опасение того, что будет нарушена конфиденциальность, а, скорее, психотический страх "быть увиденным". Поскольку этот последний специфичен по отношению к проблемам гнаX., терапия которых была выдержана в русле структурного психоанализа, дальнейшее описание ее помещено в соответствующей главе. Здесь же я хотела акцентировать внимание на том, что понимание природы страха клиента помогло дальнейшему продвижению анализа.

В терапевтической практике открытое обсуждение страха, связанного с ходом терапии, указывает на преодоление сопротивления Я, способствует разблокированию психологических защит. В случаях, когда терапевтический анализ не двигается с места изза рационализирующих сопротивлений, которыми клиент встречает интерпретации, всегда полезно инициировать регрессию, сделав предметом беседы ранние детские страхи, страх смерти, страх новизны и любые другие формы страха, присутствовавшие в его жизни. Иногда клиент сам считает страх основой своих проблем, но чаще симптоматика страха становится фокусом терапии при анализе сновидений.

Материалы по психологии: Два самых мощных стремления человека – это стремление к созиданию и стремление к разрушению. Из стремления к созиданию возникают любовь, великодушие и щедрость, пылкое произведение потомства и радостное творчество. Напряжение,Отношения с людьми чаще всего служат источником психологических трудностей и проблем. Существует известная закономерность, связанная с ситуацией социальной неуспешности. Как правило, "сложные" в общении личности обычно жалуются на то, чтоМногие знакомы с картами сверхчувственного восприятия, или картами "СЧВ", которые имеются теперь в продаже и используются в качестве салонной игры. Это пакет из двадцати пяти карт с пятью различными рисункамиВ глубинной психологии трудно найти более интересное и любимое всеми - и терапевтами, и клиентами - занятие, нежели анализ сновидений. Толкование сновидений - не просто "царская дорога к бессознательному", это

В 1925 году после 30 лет кропотливых исследований и клинических наблюдений основатель психоанализа Зигмунд Фрейд сделал странный вывод, который и по сей день не принимают ни психологи , ни врачи – вывод, состоящий в том, что у страха вообще нет никакого объекта. “Страху присущи неопределённость и безобъектность” – говорил он. Однако ни у кого не возникает сомнений, в том, что страх действительно существует, как говорит сам Фрейд в той же работе, “страх – это всегда нечто ощутимое” и недвусмысленное, чувство страха нас никогда не обманывает.

Начиная с 1894 года, то есть с момента рождения психоанализа, вопрос о страхе оставался и остаётся в центре внимания практикующих аналитиков, которые за это время, конечно, не пришли к единому и окончательному решению этого вопроса. Зато сумели задать его таким образом, чтобы дать повод для дальнейшего размышления, а не поставить в нём точку.

Психоанализ различает страх и фобию (боязнь). Бояться можно темноты или пауков, уколов или серебристых питонов с острова Суматра, а вот причина страха нематериальна; страх вызван не тем или иным объектом или событием, а неизвестной опасностью, “которую ещё предстоит обнаружить”. Когда мы имеем дело со страхом, то нельзя однозначно сказать, чего именно мы боимся, поскольку возникает он безо всякой видимой причины. Тем не менее, это не значит, что причина отсутствует вовсе, и никакого спасения от страха не существует.

В отличие от фобии, страх не выполняет никакой позитивной охранительной или предупредительной функции. Если фобия напоминает об объекте опасности, от которого нужно либо защищаться, либо нападать на него, либо спасаться бегством, т.е. активизирует наш потенциал и заставляет принимать правильное решение, то страх, напротив, являет полный ступор, “беспомощность перед лицом опасности”. Он парализует нашу волю, вводит в оцепенение тело, и не позволяет верно оценить ситуацию и принять правильное решение, а в ряде случаев ставит под угрозу и саму жизнь. Этот механизм хорошо известен голливудским режиссёрам, которые заставляют героя стоять соленым столбом именно в тот момент, когда на него на бешеной скорости несётся грузовик.

Учебники по психологии приводят массу классификаций различных фобий, а психотерапия неплохо научилась справляться с некоторыми из них: как в течение двух дней просто смотреть на насекомых, потом подойти поближе, потом потрогать пальчиком, а потом привыкните… Однако к решению вопроса о страхе, который к конкретному объекту не сводится, всё это имеет мало отношения. Ведь можно избавить человека от фобии перед насекомыми или земноводными, но страх, лежащий в самой основе становления субъекта, останется не тронутым. А просто сместится с одного объекта на другой. На освободившееся место всегда приходит новый объект, ведь лучше бояться чего-то определённого, умело избавиться от возможной встречи с этим объектом и таким образом контролировать свои чувства (как Котёнок Гав, который знает, как надо “правильно бояться, чтобы не было страшно”), чем поддаться неопределённому и всеохватывающему страху. По этой причине, психоанализ не видит особой ценности в бытовых рецептах “как избавиться от страха”, во-первых, потому что универсальных и годных в любой ситуации советов быть не может, ведь все люди разные, а во-вторых, потому что простая адаптация к тому или иному объекту фобии ещё не избавляет от страха.

Если Фрейд говорил о том, что “бессознательное либидо отвергнутого представления появляется в форме страха “, это не следует понимать по-житейски и сводить к простому чувству опасности перед тем или иным сексуальным объектом. Все помнят героя Толстого, который был воспитан настолько авторитарной мамашей, что всякое приближение привлекательной женщины вызывало в нём неописуемую панику и желание бежать на край света. Так вот Фрейд имеет в виду совсем обратное: страх является причиной, а не следствием некоторой душевной травмы.

Травма возникает в результате того, что не существовало защиты от страха, он не был никак экранирован и неожиданно вторгся во внутренние уделы души. Именно отвергнутое представление, – говорит Фрейд, – трансформируется в страх; он показывает себя в тех прорехах душевного мира, которые субъект не смог залатать. “То, что было отброшено и не принято внутрь душевного пространства, возвращается извне в форме страха “, – повторяет французский психоаналитик Жак Лакан в своём семинаре, посвященном страху. Иными словами, всякая травма – это результат вторжения никак неожиданного и необъяснимого страха.

Страх обнаруживает себя в ситуациях нарушения привычного жизненного ритуала или утраты ценного объекта. Вспомним, например, тот аффект, в котором пребывает герой Брюса Уиллиса из “Криминального чтива”, когда вдруг не находит в перевезённых вещах часов своего отца, того объекта, без которого его собственная мужская идентичность ставится под вопрос. Заполучить часы, во что бы то ни стало, рискуя жизнью – это и есть его способ справиться со своим страхом. Вернуть часы – значит для него сохранить прежний уклад, удержать жизнь в привычном русле.
Но иногда бывает так, что утраченное в прошлом уже нельзя вернуть назад, поэтому Фрейд и сравнивает эффект страха со скорбью по умершему, единственным лекарем которой является время. Поэтому для формирования защиты от страха требуется длительная творческая работа по символизации, поиску своего собственного, индивидуального механизма, связывающего страх и препятствующего его вторжению.

Для того, чтобы успешно преодолевать страх , нужно знать, что это такое и источники страха . Нужно, так сказать, “знать врага в лицо”.

Страх – естественная реакция человека на всякую реальную или воображаемую ситуацию, угрожающую жизни или здоровью. Нельзя однозначно утверждать, что в аварийной ситуации страх только вредит или только приносит пользу. Одно и то же действие, совершённое под влиянием чувства страха, в одном случае может спасти человека, в другом – ускорить его гибель.

При взрывах, землетрясениях, столкновениях транспортных средств и при других неожиданно возникших опасностях чувство страха может возникнуть мгновенно. В любом случае в момент аварии или осознания аварии как свершившегося факта чувство страха достигает своего апогея.

Поведенческие реакции на опасность у каждого человека индивидуальны и в различных ситуациях могут проявляться различно. Для людей, оказавшихся в аварийной ситуации, наиболее характерны несколько типов поведения.

Первый можно условно определить как пассивный. При встрече с опасностью человек испытывает чувство полной растерянности. Ясно осознавая опасность, он тем не менее не знает, что предпринять в данный момент, чтобы не усугубить своё положение, и совершает беспорядочные, бессмысленные движения.

В сознании мелькают десятки вариантов действия, но ни один не кажется единственно верным. В такой критический момент многое зависит от руководителя группы. Бывает, достаточно громко и чётко дать соответствующую команду, указать человеку его место, определить его действия – и растерянность проходит.

Мгновенный испуг (например, в результате взрыва, схода лавины, неожиданной встречи со змеёй или хищным животным) в некоторых случаях может вызвать резкую двигательную и психическую заторможенность. Человек замирает в оцепенении, не в силах совершить ни одного целенаправленного действия. Такое состояние нередко заканчивается обмороком.

Иногда пассивное поведение может оказаться даже полезным, например при встрече со змеёй, хищным животным. Но в большинстве случаев заторможенность в аварийной ситуации приводит к трагическим последствиям.

Другой тип реакции на опасность можно условно обозначить как активный. Такой тип поведения характеризуется мгновенным действием (импульсивное поведение). Человек отскакивает от падающего камня, убегает от пожара, отталкивает от себя представляющий опасность предмет. Схема действия в таком случае упрощена до безусловного рефлекса: как можно дальше быть от источника опасности.

При индивидуальном выживании такой тип поведения во многих случаях может себя оправдать. При групповом выживании обычно приводит к усугублению аварийной ситуации. Резко прыгнувший от реальной или воображаемой опасности человек может вызвать сход лавины, камнепад, то есть подвергнуть опасности всю группу. Тонущий человек часто стремится удержаться на плаву за счёт своих товарищей, что осложняет его спасение. Часты случаи, когда люди спешно покидали транспортное средство (судно, яхту, плот), обрекая себя на гибель, вместо того чтобы бороться за сохранение его плавучести.

Следующий тип поведения, который можно условно определить как разумный, в наибольшей степени свойствен людям, профессионально и психологически подготовленным к действиям в чрезвычайных ситуациях. Давно замечено, что, например, во время стихийных бедствий наибольшую личную организованность и выдержку проявляют люди, производственная деятельность которых связана с работой в особых условиях, – пожарные, моряки и т.д.

При авариях транспортных средств (судов, самолётов), во время стихийных бедствий в слабо подготовленных туристических группах может наблюдаться одно из опаснейших проявлений страха – массовая паника. Она опасна в первую очередь «ураганным» нарастанием коллективного страха, исключающего возможность рациональной оценки обстановки.

При долговременном выживании страх может выражаться в форме депрессивного состояния или постоянной напряжённости. В случае развития депрессии возможны истерические реакции и даже попытки самоубийства.

При возникновении нервно-психической напряжённости человек, напротив, чрезвычайно озабочен сохранением своей жизни. Он боится пить из непривычных источников, употреблять нетрадиционные продукты питания, чтобы не отравиться, спать в снежных убежищах, чтобы не замёрзнуть.

И все-таки следует сказать несколько слов в пользу страха. Чувство страха – надёжный контролёр опасности. Не будь его, риск принятия ошибочных решений, бессмысленное каскадёрство на маршруте и, как следствие этого, количество жертв и травм в группе возросли бы многократно.